Из проповедей после вечерней молитвы. Слово в день памяти святых отцов семи Вселенских соборов
Проповедь
14 мин.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Братья и сестры, христиане!
Есть некоторое противоречие в понятии о Боге, дорогие братья и сестры. Когда мы говорим о суде, то вспоминаем, с одной стороны, Божий суд, Бога как Судью, а с другой стороны, вспоминаем благодать Божью, вспоминаем милосердие Божье, вспоминаем ту способность покрывать грехи других, которую Бог нам открыл. Это противоречие, видимо, не будет устранено до конца истории мира, и поэтому с одной стороны мы должны искренне стремиться к правде, «алкать и жаждать правды», хотеть ей насытиться и в этом, по слову Христа, находить блаженство, и в то же время мы должны помнить о любви к врагам, и значит к тем, кто, по меньшей мере по нашему разумению, должен быть осужден — осужден справедливо, осужден поделом, ведь Христос говорит о том, что если мы христиане, то нам надо быть подлинными чадами Отца нашего Небесного и уметь посылать всем, и правым и неправым, свою любовь — так, как Бог посылает всем дождь и солнце.
Для нас в этом есть неразрешимое противоречие, потому что мы не можем в себе совместить понятия милосердия, прощения, прощения именно греха и неправды, с необходимостью за неправду отмстить, за неправду наказать виновного. Ветхий Завет возводил такие наказания к Богу и говорил: «Если убьешь — тебя надо убить. Если прелюбодействуешь — ты должен быть лишен жизни, если богохульствуешь, если не почитаешь родителей, если отрекаешься от Бога — ты не можешь жить». И действительно, в рамках этой истории, дорогие братья и сестры, мы несем в себе опыт смерти, который для нас на земле очень важен, — всякий раз, когда человек отворачивается от Бога, он умирает, и при этом внешняя смерть, физическая, кажется уже малой и незначительной по сравнению с этой смертью от безбожия: смертью сердца человека, смертью его души. Не случайно в Апокалипсисе эта физическая смерть называется первой смертью, но существует еще и вторая, исхода от которой нет.
Повторяю, пока существует человеческая история, мы не сможем разрешить этого противоречия в нашем богопознании, и таким образом это становится антиномией ветхозаветного и новозаветного богооткровения. Мы не можем отменить откровения Божьего, данного до Христа, и не можем не признать того откровения о Боге, которое дано нам Господом Иисусом — мы признаем и то, и другое, и это для нас существенно, это две составляющие нашей жизни, и в Евангелии они ярко присутствуют. Евангелие нам говорит о том, что мы должны судить, только при этом мы должны судить праведно, но Евангелие же нам говорит: «Не судите», — и не прав всякий, кто выбирает лишь что-то одно. Когда человек говорит: «Судите», — он прав и не прав, потому что легко забывает о милосердии, о прощении грешника, когда же он говорит: «Не судите», — он тоже прав и не прав, потому что легко забывает о Божьей правде, о том, какая опасность грозит человеку, отвернувшемуся от Бога.
Очень часто люди злоупотребляют как одной, так и другой позицией для того, чтобы спрятаться, чтобы уйти от ответственности, для того, чтобы сложить руки, чтобы «не сражаться даже до крови», как к тому призывает нас апостол, для того, чтобы обрести себе мирную, тихую храмину и чтобы успокоиться в своем уголочке, не выходя на дело Божье. Это так характерно, дорогие братья и сестры, для многих и многих христиан, что даже трудно привести примеры обратного. Даже среди святых, даже среди святых отцов Вселенских соборов мы находим эти крайности в их позиции, в их словах и делах. Если и оправдывались святые отцы перед Богом, то, наверное, не этим, не способностью разрешить это противоречие, эту антиномию «судите» и «не судите», а чем-то другим, что покрыло их немощь и их недостаток.
Дорогие братья и сестры, если сейчас, между Вознесением и Троицей, мы вспоминаем святых отцов Вселенских соборов, то не потому, что они жестко судили о еретиках и способствовали духовной нетерпимости, преследованию и уничтожению людей, иногда с помощью жесточайших государственных военных и карательных средств. Мы вспоминаем их по другому поводу, мы вспоминаем их именно в эти дни потому, что они показали нам достоинство лица вознесшегося к Отцу Христа, что они утвердили для нас истину о достоинстве Сына, как сопрестольного Богу Отцу. Мы теперь легко называем Христа «сопрестольным Отцу и Духу», как сейчас вы слышали в песнопениях, и это имеет огромное значение. Ведь теперь мы знаем — в Боге все сходится, и в Царстве Небесном все противоречия будут устранены: там будет дана возможность какого-то нового богопознания, которое снимет и мучительное противоречие между суждением и не осуждением наших ближних и дальних, друзей и врагов. Пока же мы этого сделать не можем. Но откровение Сына, как сопрестольного Отцу и Духу, дает нам ту ниточку, держась за которую мы не потеряемся на пути к Небесному Царству и к откровению полноты любви и правды Христовой, любви и правды божественной, любви и правды духовной.
Именно после Вознесения Христа и перед ниспосланием Святого Духа на Его учеников и апостолов нам так важно уразуметь божественную силу Христовой Любви, нам так важно познать глубины милосердия Божьего и преданности Божьей правде, нам так важно увидеть, что путь, который нам открывает Христос, одновременно (!) и безграничен, и имеет свои границы. Мы уже не однажды говорили с вами о тайне этого пути, о том, что он одновременно имеет и ширину — в своих этических нормах и заповедях, и длину — в своей мистериальной длительности и аскетическом напряжении всех сил человека, синергически соединенных с Божьей силой, и свою высоту — в мистическом откровении Божьих Тайн для приобщения им. Мы знаем, что все это составляет некое единое пространство, единый образ. Мы знаем, что все это приводит нас в Дом Божий и делает из всех нас такой Дом, который есть Церковь Бога живого, столп и утверждение Истины
. А если бы не было подвига святых отцов, то, наверное, человеческое сознание давно бы унизило достоинство Христа и сделало бы с Ним то, что попытались с Ним сделать, например, учителя ислама, признав в Нем одного из величайших Божьих пророков, посланных Единым Богом, но не признав в Нем сопрестольного Отцу и Духу достоинства. Тогда бы мы снова вернулись от высшей правды Христовой Любви и Свободы к Закону и необходимости немилосердного суда.
Нам надо сохранить великую благодарность святым отцам за то, что они сделали для нас доброго, за то откровение Божьей истины, которое они передали на языке, понятном нам. Они не принесли никакого нового откровения по сравнению с откровением Иисуса Христа и апостолов — Церковь жила полноценно и до эпохи Вселенских соборов, и если бы сейчас все в церкви вдруг забыли о том, что было сделано в эту великую святоотеческую эпоху, то она не перестала бы существовать в своей полноте. Мы никогда не должны этого забывать, хотя нам часто кажется, что новоникейское богословие — это что-то совсем новое, что уже и не укоренено в слове Божьем! Однако не случайно один из величайших святых отцов того времени, Василий Великий, говорил, что «если я в чем-то противоречу в своем богословии Священному писанию, то не верь и мне». И он же говорил: «Кто не со мною, тот не с Истиной». Здесь также есть великое противоречие, однако и оно разрешается в Церкви. Иногда христианину нужно иметь дерзновение сказать открыто, подражая святым отцам: «Кто не со мной, тот не с Истиной», но иногда надо сказать и иначе, иногда надо вспомнить и о смирении святых отцов, не доверявших себе, если хоть в чем-то они отступают от духа и смысла Священного писания в его полноте.
Как жаль, дорогие братья и сестры, что мы сейчас не можем воспринять всю полноту подвига святых отцов! Сейчас такое время, когда легче обращаться к самому Священному писанию, а язык отцов нам стал менее понятен. Существует лишь небольшая группа одиночек, в основном философов, богословов-профессионалов, которые понимают святых отцов, как говорится, с полуслова, но которые, когда печатают какой-нибудь святоотеческий перевод, скажем, то на три страницы их текста дают комментариев на десять страниц, ибо без этого понять отцов стало трудно. Это касается, конечно, не только мистиков, не только Псевдо-Дионисия Ареопагита, или Максима Исповедника, или Симеона Нового Богослова, это касается и многих других. Сейчас стало даже опасно начинать свою христианскую духовную жизнь с чтения святых отцов, и тот, кто начинает не с Писания, а со святых отцов, очень часто погрешает против тех и других: и против отцов, и против авторов священных книг Ветхого и Нового заветов. В этом уникальность нашего времени, ведь всего лишь несколько веков назад было иначе. Конечно, и сейчас есть люди, которые считают: сначала святые отцы, а потом Писание, но жизнь показывает другое: сначала Писание, потом святые отцы! Отцов тоже надо понимать, но мы находимся в том периоде истории, когда Писание понимается быстрее, и проще, и лучше, чем отцы.
Здесь есть великое противоречие, дорогие братья и сестры, и мы через него должны понять, почему сейчас в церкви существует напряжение, иногда переходящее во вражду. Я не буду вам сейчас напоминать то, что произошло в Екатеринбурге — вы хорошо знаете тот ужас, который там творится, вы хорошо знаете, как был запрещен в священнослужении пожизненно о. Олег — якобы за непочитание отцов! А знаете, почему ему было предъявлено это бездоказательное обвинение, что послужило для него поводом? Как раз рекомендация о. Олега оглашаемым начинать с Писания — для того, чтобы потом читать отцов! Его же обвинили в том, что он преподает людям православную веру не по отцам. Абсурднее этого обвинения быть не может, но здесь сработала как раз та историческая инерция, о которой я вам только что рассказал. Так что мы должны понимать, почему епископ (в конце концов, не полный же он беззаконник!), почему он пошел на такие определения и деяния, предварив их замечанием: «для церковной пользы». Пусть толкование этих слов останется на совести этого владыки, а мы можем догадываться, что стоит за этими словами, на кого и на что намекает здесь владыка, однако мы должны обратить внимание и на то, как понял свою роль этот епископ.
Мы должны понять, что здесь — трагедия Русской церкви после Катастрофы. Наша Церковь, которая живет после Катастрофы семнадцатого года, как бы перестала себя адекватно осознавать. Она стала жить как бы по инерции, перестав различать духи, потеряв трезвение в своих суждениях. Мы понимаем, что катастрофа есть катастрофа, мы понимаем, что обвинять здесь нужно лишь самих себя, и мы не будем в этой Катастрофе обвинять Бога, как это делают некоторые, размышляя о Холокосте — другой катастрофе ХХ века. Мы понимаем, что не случайно на нашу голову обрушилась Катастрофа семнадцатого года, мы все больше и больше понимаем суждение людей того времени и времени более позднего, ближнего к нам, или наших современников, которые говорят, что именно церковь была главной виновницей этой Катастрофы. Она не успела, трагическим и роковым образом не успела изменить в себе и вокруг себя — в народе, в стране, в культуре, во власти — все то, что вело к катастрофе.
Наверное, дорогие братья и сестры, мы бы не хотели повторения этой истории, и поэтому то, что сейчас многие, восстанавливая церковную жизнь, возрождают ее по нормам XIX века (лишь XIX века!), — это страшно, страшно именно потому, что за XIX веком как раз и последовал семнадцатый год. Не хотим же мы, чтобы на нашу страну катастрофы обрушивались дважды — ведь выдержать это уже не будет никаких сил!
Мы должны понимать знамения времени, различать духи, трезвиться, и мы должны воспринимать Божью правду и Божью истину в Церкви так, чтобы эта правда и эта истина приводила нас прямо к Богу, прямо в Церковь Христову, а не куда-то лишь в преддверие Церкви и лишь к силам ангельским, окружающим Божий Чертог. Мы не хотим жить вокруг да около, мы хотим приближаться к самому Центру Жизни — насколько это возможно с нашей стороны.
Это великое напряжение, дорогие братья и сестры, было характерно для святых отцов, и поэтому мы с радостью читаем слова о. Георгия Флоровского, который говорил всем христианам, всем, всем: «Вперед, к отцам!» Он хотел, чтобы мы обрели дерзновение отцов и их смирение, он совсем не хотел, чтобы мы лишь повторяли бесконечные цитаты, поклоняясь букве, а не Духу, — и как жаль, что мы все более и более уходим от этого огненного призыва знаменитого богослова ХХ века!
Будем же, дорогие братья и сестры, в этот день, в день памяти святых отцов Вселенских соборов, помнить об этом призыве и о всех трудностях на этом пути. Будем различать духи, не будем терять ориентиров, не будем забывать о полноте правды и истины, достичь которую мы призваны в истории и еще более — в метаистории, в откровении Божьего Небесного Царства. Будем, дорогие братья и сестры, с благоговением вникать в дух и смысл слова Божьего и отеческих писаний, следующих за ним. Будем действительно способствовать восстановлению и возрождению церковной жизни в нашем отечестве, без чего наш народ обречен на гибель или на рабство, а рабство в наше время — это та же гибель. Будем исповедовать полноту Божьей истины, Божьей любви и милосердия, которая парадоксальным образом включает в себя и полноту великой Божьей правды и справедливости!
Аминь.
30.05.1998
