Мой путь к Богу и в Церковь
Свидетельства
13 мин.
Свидетельство
Родители у меня некрещеные. В семье о Боге, о Церкви не говорили.
В детстве я жила постоянными страхами, которые сменяли друг друга. В 5 лет — страх смерти. Я плакала и говорила: «Как может меня не быть?» Постоянно представляла это и не могла представить. Далее — страх грозы, шаровой молнии, страх атомной войны. Постарше, лет в 12–13, я стала очень ощущать несправедливость мира. Появилось какое-то разочарование в людях, в родителях. Постоянные споры с родителями, до слез, до истерик, чувство неправильности всего. Лет в 15 стала заниматься спортом, и как-то все это прошло.
С перестройкой нахлынула разнообразная информация: о душе, о духах, о загробном мире, о магии, об астрологии, о целительстве и т. д. Всем этим очень интересовалась. Появилась какая-то надежда, что наша жизнь не просто так, а для чего-то, и что-то должно быть и после нее. Покупала литературу, читала, но слава Богу, ничем по-настоящему не увлекалась. В голове было все перемешано, хваталась то за одно, то за другое. Искала во всем этом разгадки этой жизни и какого-то руководства к ней. Но столько «учений», столько «учителей»! Хотелось истины одной, а не десяти. Хотелось во что-то верить. Стала верить в «матушку-природу». Лес, горы, море, животные, птицы, цветы — все такое красивое, необыкновенное, чудесное и существует по каким-то своим законам. Возможно, если жить в какой-то близости с природой, соблюдая какие-то законы, которые применимы к человеку, что-то будет изменяться в жизни. Первым к этому шагом стало правильное питание и самооздоровление.
К этому времени я была уже замужем и беременна. Рожали мы дома, вдвоем с мужем, предварительно окончив курсы по родам в воде. Были мы наивные, молодые и немного глупые, и наверное Чудо разрешило наши роды благополучно. Потом почти стала фанаткой правильного образа жизни: правильное питание, закаливание и т. д. Уверенность, что только это оградит ребенка от болезней (очень их страшилась), при этом полное неверие врачам и современной медицине.
Когда дочке было 5 месяцев, мы с ней заболели, видимо, гриппом, но очень тяжело. Муж был в командировке, я жила у родителей. Врача я вызывать отказалась, медикаменты принимать тоже. Мама настаивала на принятии сильных лекарств, впадала в истерику, в панику, угрожала плохими последствиями. Я продолжала лечиться естественными методами, но вера в это была на грани, было очень тяжело, плохо. Появилось чувство безысходности и одиночества. И тут я взмолилась Богу. Это было как-то инстинктивно, внезапно, неосознанно. Я просила помощи, плакала, давала обещания что-то изменить в жизни, просила выздоровления. Это как-то успокоило нас всех. Вскоре мы с дочкой поправились, и больше я о Боге не вспоминала.
Увлекаясь все так же натуральными методами лечения, я познакомилась с женщиной, которая была врач-натуропат. Она очень удивилась, что я некрещеная. Что-то стала мне рассказывать о православной вере, о Боге, дала некоторые молитвы. Она говорила очень уверенно, убеждающе, и что-то откликнулось в моей душе. После этого разговора мне захотелось узнать о православной вере побольше, и в первом попавшемся месте, где продавалась церковная литература, я купила несколько книг, причем совершенно не разбираясь в авторах — я решила креститься и хотела как-то подготовиться к этому, но все почему-то трудно читалось и понималось, и я отложила их. И что удивительно, книги простояли 4 года на полке, и сейчас, когда я их открыла, это оказались: о. Александр Шмеман, митрополит Сурожский Антоний и о. Александр Мень.
Собираясь родить второго ребенка, я сама была большим ребенком, полностью погрузившаяся в свою семью и огражденная от внешнего мира, наивная девочка в «розовых очках». Я витала в своих мечтах, совершенно не видя реальности. Жила своим внутренним сказочным миром, не замечала и не понимала самых близких людей. Хотя реальность происходившего, особенно в семье, была очень печальна.
За две недели до родов я решила покреститься. Было ощущение святости всего происходящего, но воспринимала я это все как обряд, который может мне помочь и защитить в родах. Появление на свет второго ребенка было таким же чудом, как и первого.
Вскоре началось мое взросление. Заболел маленький ребеночек. Невыясненный диагноз, натуральные методы лечения не помогают. И я, так боявшаяся врачей, оказалась в больнице, где малышу перекапали весь арсенал антибиотиков, заканчивая гормональными препаратами, но болезнь до конца так и не прошла. Когда я вернулась домой, мне была открыта реальность наших отношений с мужем. Все рушилось, все мои представления, суждения, мнения — все растоптано, все неверно. В душе был хаос, ужас, ад. Начались метания, искания какой-то опоры в жизни. Были моменты, когда одна нога стояла над пропастью, но что-то внутри не позволяло, вовремя отрезвляло.
Как-то я все это пережила, и ребенок поправился, и семья сохранилась. Но все те же депрессии, то же уныние, и с мужем разлад, и с детьми непонимание, и нет ясности в жизни.
Одна из моих знакомых, верующий человек, стала крестной моих детей. Она пыталась мне как-то помочь, советовала ходить в церковь, причащаться, повенчаться с мужем, но как-то разъяснить мне все это не могла, а сердце мое не откликалось. Я видела только обряды, не понимая и не чувствуя их.
Через свою хорошую знакомую я познакомилась с женщиной, которая прошла оглашение у о. Георгия. Пошла на оглашение моя знакомая, а потом и я.
Сейчас события в моей прошедшей жизни видятся мне неслучайными, порой удивительными и чудесными. Я думаю, что искорки Веры в нас заложены, они помогали мне в жизни, и в ответственные моменты я как-то верила, не осознавая этого.
Сейчас, на оглашении, все внутри постепенно становится на свои места, выстраивается стержень, который, я верю, поможет не рассыпаться и преодолеть все невзгоды жизни.
О.С.
Свидетельство
Мой путь к Богу может со стороны показаться легким и простым. И в самом деле, я из семьи, где верующая мать, по-своему верующий отец, верующие бабушки, дед, и уходящая вглубь истории жизнь прадедов тоже отмечена верой. Ярким воспоминанием детства для меня до сих пор остается дом деда со старинными образами на стенах и теплящейся по вечерам лампадкой — живой памятью о бабушке. В этом доме религия вошла в мою жизнь сказкой. Ребенком я часами могла смотреть на иконы: строгие лики с неземным выражением, огромные глаза, выразительные руки, небеса и что-то еще, понятное и непонятное, было в этих иконах. Мне казалось, что изображенные на них святые видят меня так же, как и я их, что я им не безразлична, и потому всегда ощущала их живыми.
Слово «Бог» я услышала рано и, конечно же, не в выражении типа: «Ох, Боже мой!». Бог, о Котором мне говорили, был далеко не так добр. Он почему-то «любил» наказывать, но при всем моем нежелании принять Его я не могла не признать, что наказывает Он действительно за некрасивые вещи, за которые впоследствии всегда бывает стыдно. Я поняла тогда, что Бог — великий, страшный и странно справедливый. Однако по мере взросления я поняла и то, что, например, в моей школе Бог никому не страшен, более того — о Нем вообще не стоит говорить, потому что Его просто нет. Наверное, период нашего отрочества был особенно тяжел для моей матери: она всегда проигрывала в словесных схватках со своими детьми, перенявшими аргументы убежденных атеистов из школы.
Хочу сказать, что мама верит глубоко, безоговорочно, по-детски. Однако ее вера слишком долго была в загоне. Мать долгое время была лишена возможности бывать в храме так часто, как хотела бы, читать религиозную литературу, свободно высказываться. Однажды в праздник она была замечена в церкви и впоследствии имела большие неприятности на работе. Мне тогда казалось, что она не умеет защищаться, отстоять свою позицию, если надо выступить с трибуны и быть при этом яркой, убедительной. К сожалению, тогда я не понимала, что вера не нуждается в оправдании. Я переживала за мать и одновременно злилась. Ну почему она не как все люди? Что за непопулярную позицию она заняла? Более того, с поразительной настойчивостью она предлагала и мне разделить ее убеждения, ее веру, т. е. хотела, как мне тогда казалось, чтобы я стала такой же странной, непонимаемой большинством людей, как и она. Всякие попытки матери поговорить со мной на тему о вере натыкались на глухую стену моего неприятия. Таким образом, складывалась странная, хотя, наверное, типичная для того времени ситуация. Я знала о Боге, но противилась Ему, держала в руках Библию, но не читала ее, а попадая в церковь, испытывала лишь смешанное чувство благоговения, трепета и страха.
Но время шло, и я чувствовала, что в моей душе что-то проросло и утверждается. Это «что-то», чему я избегала дать имя, я старалась никому не выдать, даже матери. После долгих лет неприятия я не могла ей сказать о том, что во мне крепнет убежденность в ее правоте. После окончания школы я вступила в самостоятельную жизнь с двумя, как теперь кажется, главными вещами — с запрятанным глубоко-глубоко листком бумаги, на котором мать написала текст молитвы «Отче наш», и с этим, подобным сжатой спирали, зачатком веры.
Не буду лукавить: в то время особенно сильно хотелось сорваться, безоглядно броситься в водоворот соблазнов, и самым большим из них был соблазн поступать, как все, и этим оправдывать свои поступки. Но иногда, уже на половине пути к греху, что-то во мне властно заставляло затормозить. То был период открытий. Я осознавала, что маленький кустик веры, проросший в душе, не так уж слаб, более того, он, оказывается, имеет надо мной власть, а я уже имею настойчивую потребность оберегать его. Я поняла, что не могу себе позволить злословить и смеяться над верой и верующими, не могу принять шуток на религиозные темы, не могу ходить вместе со всеми на популярные тогда антипасхальные дискотеки. И еще много таких «не могу» диктовала мне тогда растущая вера. В особо тяжелые периоды я, как попугай, твердила про себя живительные слова молитвы «Отче наш». Уповая на Бога, я не поддавалась общей панике и не впадала в отчаяние. Вера делала мою жизнь насыщенной. Говоря «насыщенной», я хочу сделать противопоставление понятию «пустой» — слава Богу, мне никогда не было пусто. Сбываются ли те вещи, о которых я просила Бога, или нет, — это уже не могло изменить моей веры в Него. Я ощущала Его тогда действительно Отцом Небесным и в этом черпала силы.
Постепенно исполнялось все то, что я определяла целью своей жизни в тот период. Происходили вещи, которые не мог бы гарантировать мне ни один прагматик, оперируя фактами и цифрами статистики. Теперь я знаю, насколько точно сказано в Евангелии: Просите, и дано будет вам
. Однако даже после таких чудесных изменений в моей жизни я не стала частой посетительницей храма, хотя благодарила Бога от всего сердца и чувствовала потребность бывать в церкви. Но это желание удавалось легко победить внушением себе, что помолиться можно и дома. И пусть иной раз слова таких молитв были произнесены формально, все равно казалось, что не утеряно главное — я помню о Боге и благодарна Ему. Да и все как-то некогда было сходить в храм, некогда поразмышлять о смысле жизни, нужно успеть туда-то, сделать то-то, не забыть об этом, здесь не промахнуться, тут схитрить, там рассчитать.
Незаметно захлестнула суета. Жизнь стала восприниматься как борьба за существование. Появилось ощущение загнанности, раздражительность. В какой-то момент я осознала, что меня перестали интересовать люди, что мне все труднее сопереживать им. Постепенно в душу стал закрадываться страх — перед завтрашним днем, за себя, за ребенка, за семью, за страну, за мир. В довершение ко всему как-то по-новому в сознании стали выстраиваться жизненные приоритеты. На первое место вдруг выплыла небывалая забота о материальном благополучии (а ведь раньше для меня это никогда не имело первостепенного значения). Я теряла силы, и все чаще и чаще всплывал вопрос: «Почему же мне так тяжело, Господи? Почему Ты меня оставил?».
Ответ пришел, как озарение. Я вдруг поняла, что это не Бог оставил меня, Он всегда был рядом, это я сама отвернулась от Бога, это я, пытаясь вести с Ним диалог, хотела слышать, и слышала только себя. «Господи, — говорила я, — я так нуждаюсь вот в «этом», пошли мне «это», но не требуй от меня многого, не требуй больших усилий. Ты же видишь, я разучилась их проявлять».
С пришедшим прозрением стало страшно уже по-настоящему. Я поняла, что не хочу больше жить без Бога. И теперь я прошу Его, чтобы Он укрепил меня в вере, потому что теперь точно знаю, что там, где Бог, — там жизнь, там полнота, там смысл, любовь и истина.
Г.Л.
